Не Зорро

Поэтому я бы предложил четыре абсолютно индивидуалистических правила для бойцов-одиночек. Разумеется, у меня мало надежды, что мои идеи всерьез что-то изменят. Но, как говаривал один русский поэт, проживший в Баварии лучшие четверть века своей жизни, нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.

1. Война — это всегда игра с нулевой суммой. Если вы записываете в агенты Кремля Венедиктова* на том основании, что он ратовал за электронное голосование, а Овсянникову — на том, что она работала на Первом, а Невзорова* — что был в свое время ярым имперцем, то невольно включаете их в стан сторонников Путина. То есть вы невольно выполняете работу кремлевских пропагандистов, только более эффективно и совершенно бесплатно.

2. Ошибка не есть преступление. Успешная политика — это не политика, в которой отсутствуют ошибки, а политика, в которой проводится успешная работа над ошибками. Вот почему сегодняшняя Германия — свободная страна, несмотря на свое прошлое, а сегодняшняя Россия — все та же, что и полтысячи лет назад. Нельзя ставить другим ошибки в вину: хотя бы потому, что в отличие от вины, за ошибкой нет умысла.

3. Если вы хотите, чтобы в будущем и Украина, и Россия стали частью Запада, то и ведите себя, как на Западе. А Запад — это не только разнообразие мнений и свобода высказывать их, но и запрет на унижение человеческого достоинства. Крыть площадной бранью других (и не обязательно оппозиционеров) вы, конечно, можете, но вести себя так — значит заставлять думать о себе как о варваре и орке, только под другим, чем у Путина, флагом. К слову, блокировки в соцсетях, под которые редкий оппозиционер не попал — это блокировки именно орочьего языка.

4. Сейчас нельзя ставить никому в вину его прошлое. Значение имеет лишь настоящее: то, как сейчас человек относится к войне. Издеваться над изменившимися, крича, что они «переобуваются в воздухе» — признак невеликого ума. История о превращении Савла в Павла — не столько легенда, сколько задокументированный и весьма распространенный сюжет. Возьмите хоть того же Невзорова. А если кого-то это сравнение коробит, возьмите историю одного немецкого парня, убежденного члена гитлерюгенда и даже солдата вермахта, по имени Йозеф Алоиз. Вы ведь уже поняли, кого я имею ввиду. Да-да: прошло время, и тот самый Йозеф Алоиз Ратцингер, кто когда-то состоял в гитлерюгенде, стал известен миру как папа Римский Бенедикт XVI.
Может быть, потому, что ватиканские кардиналы оказались рассудительнее российских оппозиционеров.

Это моя личная война. Как извлечь пользу из разобщенности российской оппозиции: четыре правила для бойцов-одиночек
Дмитрий Губин

В среде современной российской оппозиции все равно невозможна никакая координация. Но у нас, у этих жалких, разобщенных, самолюбивых, склонных идти в атаку не только на Путина, но и на друг друга одиночек есть несколько крупных преимуществ, которых нет и по определению не может быть у путинского фронта.

Скажите, пожалуйста — может, я что-нибудь пропустил? — но вы хоть раз слышали, чтобы после выступления, не знаю, Маргариты Симоньян по ней проходился паровым катком, скажем, Владимир Соловьев? Чтобы эфир Владимира Соловьева в пух и прах разносил Дмитрий Киселев, которого, в свою очередь, закатывал бы в асфальт, не знаю, — ну, Ольга Скабеева закатывала бы? Лишь один-единственный раз по поводу соловьиного помета кратко, хотя на редкость точно, прошелся Иван Ургант. Но Иван Ургант, как мы теперь знаем, принадлежит к другому лагерю. Не тому, который топит за войну.

Просто факт: бойцы Путина не устраивают между собой холиваров, священных войн за уничтожение чужой репутации.

А вот те, кто против войны, холивары между собой очень даже ведут, причем в непрерывном режиме. Вот из последних фронтовых сводок. Едва Юрий Дудь (внесен Минюстом РФ в реестр «иноагентов». — Republic) выложил интервью с Николаем Солодниковым (тем самым, кто некогда придумал и запустил петербургские «Диалоги», ставшие столь знаменитыми, что обыски по месту их проведения проводило ФСБ), как тут же на Солодникова с яростью практически эфэсбэшной набросилась Мария Певчих. За то, что он усомнился в чистоте одежд Алексея Навального. А перед тем по сетям прокатился буллинг Марины Овсянниковой (той самой, что ворвалась с антивоенным плакатом в эфир Первого канала на фоне гонящей в эфир пургу с лицом мумифицированной Снежной королевы Екатерины Андреевой). Овсянникова эмигрировала, чудом устроилась в Берлине в Die Welt (похоже, внештатницей), и тут в нее принялись плевать и украинские, и русские антипутинцы. За то, что она на Первом канале все же работала. И когда прошел слух, что главу «Эха Москвы» Алексея Венедиктова (внесен Минюстом РФ в реестр «иноагентов». — Republic) якобы вносит в санкционные списки как тайного агента Кремля ФБК (признан в РФ экстремистской организацией и ликвидирован по решению суда. — Republic) Алексея Навального, это публикой в холивар-театре было воспринято со всею серьезностью, потому что ровно в том же самом грехе тайной продажности обвиняли и самого Навального, — например, тот же Николай Солодников.

Этот список «врагов врага, которые мои враги», я могу продолжать до бесконечности, маркером выделяя его абсолютную парадоксальность. Своя своих не познаша.

Что там еще под рукой? Ага! Вот ⁠Гарри Каспаров высказывает идею о «паспорте хорошего русского» (имхо, довольно ⁠здравую, потому что формальная декларации о лояльности стране пребывания ⁠могла бы помочь решить огромное число проблем огромному ⁠числу новых политических эмигрантов из России). И тут же в Каспарова ⁠стреляют все мыслимые (хорошо, что хоть только мыслительные) системы залпового ⁠огня «Град», причем установленные не ⁠в Кремле, а в личных мозгах таких же в точности политэмигрантов…