Рассказ сторожа музея: экскурсия
Рассказ сторожа музея: экскурсия
… Серег, блин, ну чего ты сидишь как
деревянный? Что у тебя с руками? С руками у тебя –
что? Все в порядке? Не болят? Тогда какого хрена ты
не наливаешь? Мне, между прочим, в себя надо войти.
После дневного развлечения. Поэтому сегодня доза
увеличивается в полтора раза, а количество
обходов залов уменьшается в два раза. Потому что
чую – не дойду я под конец нашего рандеву. Чего?
Да не ругаюсь я. "Рандеву" – это так французы
говорят, когда собираются тихо и мило посидеть в
хорошей компании. Вот ты, Серег, хорошая для меня
компания? Да? Какая же ты, блин, хорошая компания,
когда ты через полчаса от начала пьянки дрыхнешь
– как паровоз! Кому мне, по-твоему, обо всех
происшествиях рассказывать? Статуям этим
гребаным? Ладно, Серег, вздрогнули… Короче,
рассказываю все по порядку. Отдежурил я сегодня,
но домой ползти уже не хотелось, потому что во
входную дверь не попадал, поэтому пошел я в
кабинет к заведующей – Калерии Петровне, чтобы
маленько отоспаться там на диване. Ты же помнишь,
что мы с ней теперь – эти… как их… закидушные
друзья. Упал я там на диванчик и отрубился
вмертвую. Часа два проспал, чувствую – меня
пытаются будить. Ты представляешь? После ночной
смены! После законных 503 грамм водки! Будят
пролетария нелегкого ночного труда. "Ночная
ба-а-абочка, никто ж не винова-а-а-а-ат". Ты
подтягивай, Серега? Чего? "Девочка ночь"
теперь тебя называть? Але, Серег! Ты дозу-то –
половинь. Рановато ты поплыл. Что? Это ты пел,
оказывается? Ладно, слушай дальше. Значит,
чувствую – будят меня со страшной силой. А у меня
под рукой – ни пистолета, ни гранатомета, ни
огнемета, чтобы треснуть по врагу моего
священного сна. И проснуться организм не дает.
Печень занимается своим общественным долгом и
блокирует сознание. А Калерия – хитрющая
престарелая девственница. Вспомнила она – как я
ей рассказывал о своем сантехническом прошлом.
Пили мы там, конечно, по черному, но если где
авария – просыпаться нужно было мгновенно. Иначе
Пархомыч, начальник бригады, два дня потом не
разрешал на работе пить. Физически не разрешал,
потому что пить было потом очень больно. Так вот,
Калерия как заорет: "Сантехник Прокладкин! На
втором участке – авария!". Я, конечно, вскочил
как конь немытый, бросаюсь в угол искать
струмент, как вдруг доходит, что я давно уже не
сантехник, а вовсе даже сторож в музее.
- Каля, - говорю. – Да ты, видать, с вешалки упала!
Срочно купи себе кислородную подушку. У тебя явно
мозг без кислороду оголодал. Совсем уже дикий
стал. Купи, я ее тебе на день рождения болгарским
крестиком вышью для красоты. Разве можно меня
будить в такой ответственный момент?
- Коля, - отвечает. – Ты уж прости, что я
потревожила твой священный для всего музея сон,
но ситуация безвыходная! К нам приезжает
делегация англичан, а экскурсовод Карячкин
допился до красных крокодилов. Остановился у
картины "Иван Грозный попал в голову сыну
тяжелым предметом" и заорал: "Все правда!
Вяжите меня! Я своему Васятке в голову
шандарахнул за двойку в школе!". А его Васятке
сейчас 35 лет и он чемпион Москвы по чего-то там
билдингу. Короче, Карячкина увезли, а у меня
больше экскурсоводов нет. Надо англичан
полчасика поводить туда-сюда.
- Калерия, - говорю. – Ты сегодня не въезжаешь.
Посмотри на меня! Перимордит четвертой степени и
дыхание – как у Змея Горыныча. Я тебя повсеместно
уважаю и готов к любым содействиям на почве
культуры, но я же ославлю всю страну в мировом
масштабе.
- Ничего, - говорит. – Надо, Коля. Другого выхода
нет. Вот тебе жвачка "Дирол с ксилитом",
только кариес, смотри, не поломай. А вот тебе
бритвенный станок "Механизмус", которые
ласково обойдет все неровности твоего опухшего
лица. Побреешься, кофейку треснешь, я тебе лицо
стягивающим кремом намажу – сойдет для англичан.
- Ну, в порядок я себя, положим, приведу, - отвечаю.
– Может быть даже стану похож на просто сильно
уставшего экскурсовода. Но чего я им буду
рассказывать-то? Я ж ни фамилий, ни истории
процесса не знаю. У меня все знания почерпнуты из
"Московского комсомольца". Ты представляешь
– чем это грозит нервным британцам?
- Партия все продумала, - говорит Калерия. –
Болтать можешь – что угодно. У переводчицы в
кармане будет лежать плеер с записью экскурсии.
Она тебе будет кивать - когда надо перейти в
следующий зал. И все дела. А по-русски там точно
никто не понимает. Я у переводчицы спрашивала. Но
они специально оплачивали экскурсовода, так что
необходимо, чтобы какая-нибудь личность перед
глазами болталась. А я тебе – мое революционное
спасибо и отгул на следующей неделе. А, Колюнь?
Выручай старушку. Мы же всегда дружили!
- Ладно, - отвечаю. – Только ради тебя. Давай свои
диролы с кофеями.
Короче, возимся мы со мной. Организм потихоньку
включает заблокированные механизмы, я даже
вспоминаю свое имя, да и в зеркале лицо начинает
вырисовываться крупными мазками. Быстро
побрился, но этот "Механизмус", сука, все
неровности на моем лице заметил, кроме носа.
Первый раз у меня кровь из носа пошла как-то не
изнутри, а сбоку. Но старушка, молодец, чем-то там
бесцветным прижгла, так что все обошлось.
Выпил два литра кофе, потом Калерия намазала мне
лицо каким-то кремом, от которого все фасадные
составляющие сошлись прямо в центре физиономии.
Кошмар. Губы слиплись с носом, ничего не
разжимается, зато лицо – гладкое и холеное.
Калерия сказала, что минут через пять я говорить
смогу. А за эти несколько минут она мне быстро
ликбез провела на исторические художественные
темы. Как она сказала – на всякий пожарный. Я
столько всего интересного узнал за эти волнующие
минуты:
1) Мона Лиза не могла улыбаться после
перенесенного в детстве жесточайшего кариеса,
потому что "фигли сперминт" тогда еще не
изобрели.
2) Иванов свою картину "Явление Христа
народу" писал аж двадцать лет, потому что все
никак не мог самолично застать эту волнующую
процедуру.
3) На портрете "Неравный брак" изображен сам
автор. То есть это как бы автопортрет.
4) Княжна Тараканова в камере вовсе не мучилась, а
дрессировала крыс. По окончанию срока заключения
с успехом выступала в цирке "Барнум и Бейли".
5) Картину "Три богатыря" писали с совета
директоров знаменитой Питерской биржи.
6) В названии "Девочка с персиками" есть
опечатка. На самом деле эксперты установили, что
там – нектарины. И второй с краю – червивый.
7) Боярыню Морозову увозили на крайний север не на
санях, а на мотоциклетке. Так что художник грубо
исказил действительность.
И так далее. Впрочем, Серег, я, может, чего и
перепутал. Сам понимаешь, похмелье – вещь
суровая, хотя и добровольная.
Наконец, лицо обрело знакомые, хотя и
разглаженные очертания, Калерия меня одела в
какой-то мешковатый костюмчик и повела в
вестибюль (ой! какое слово противное:
"вестибю-ю-ю-ю-юль". тьфу!). А там – толпа этих
англикосов. Все такие солидные, одеты в очки и
фотоаппараты. Ну, думаю, Николай - не посрами
российские культурные заведения. Но ты же, Серег,
меня знаешь. Я нигде не тушуюсь. Подошел так
небрежно к группе, на всякий случай дыхнул в
сторону и говорю:
- Здрасти, островитяне! Я – ваш новый
экс-курсовод. Позвольте пригласить вас в первое
зало, чтобы мы вместе культурненько обогатились
древними предметами и всякой там мраморной
мерзостью.
[окончание следует]
