Лелик едет на охоту
Лелик едет на охоту
После обеда Гоги предложил поиграть в преферанс. Лелик осторожно поинтересовался, по сколько они обычно играют. Гоги ответил, что по пятачку. Лелик понял, что имеется в виду пять рублей, а не пять копеек за вист, но сыграть решился, хотя в своей компании они обычно играли по 25 копеек. Во время преферанса много пили и веселились. Гоги, как оказалось, на 100% умел угадывать сносы на мизере, так что партия шла спокойно, без крупных игр, и никто без крайней необходимости старался не рисковать. К Лелику карта шла со страшной силой, и он тревожно поглядывал в окно, пытаясь разглядеть – что там на лавочке делает Наташа с милиционером Володей.
Наконец, игра закончилась, и Гоги быстро обсчитал результаты. Лелик совершенно неожиданно для себя выиграл 800 долларов, потому что, как оказалось, играли они по пять баксов, а не по пять рублей. Лелик залпом хлопнул стакан водки, чтобы прийти в себя, а потом отправился на улицу, чтобы пообщаться с Наташей.
Та сидела рядом с Володей и на появление Лелику отреагировала как-то хмуро.
- Что поделываем? – спросил Лелик, преувеличенно бодрым тоном.
- Любовью занимаемся, - язвительно сказала Наташа.
- Да я, это, стихи вот тут Наташеньке свои читаю, - добродушно пробасил Володя.
- О! Стихи, - заинтересовался Лелик. – Это я люблю. И какими же стихами вы, сударь, радуете прелестную даму?
- Слушай, Лелик, хватит мне тут умничать! – не выдержала Наташа. – Володя пишет отличные стихи про свою работу, про преступников. А ты мне чего вчера ночью читал?
- А что он, кстати, читал вчера ночью? – подозрительно спросил Володя.
- Стихи свои, - объяснила Наташа. – Про мир во всем мире. Я их даже запомнила:
Война не нужна никому.
Пускай на зеленом лугу,
Пасутся коровки и козочки,
И в пищу используют розочки.
- А? Как тебе нравится? Пушкин, блин. Евтушенко фигов, - и Наташа демонстративно повернулась к милиционеру. – Читай, Володенька, свои стихи, читай.
Лелик разобиделся, вернулся в гостиницу и там как-то очень быстро назюзюкался с Андреем, который тоже тяжело переживал измену толстенькой бухгалтерши, которая предпочла ему Мотылькова. Когда они дошли до такого состояния, что могли только мычать негодующие слова по адресу своих возлюбленных, Лелик тяжело поднялся и отправился немного поспать.
Пробуждение было приятным. На дворе было уже темно, а на кровати Лелика сидела прилично выпившая Наташа, которая его будила, говоря, что пора спускаться вниз, ужинать. Лелик решил воспользоваться подвернувшимся моментом, поэтому попытался уложить Наташу на кровать рядом с собой. Та, как ни странно, не сопротивлялась и покорно легла рядом с Леликом, доверчиво обняв его за шею. Лелик только хотел было ласково поцеловать Наташу в ушко, но та сонно пробормотала:
- Лелик, милый, я так люблю Володю, а он, падла, любит своего начальника – капитана Потапова, - и с этими словами заснула.
Лелик минут пять напряженно думал – воспользоваться ему беспомощным состоянием Наташи, или не воспользоваться. Поначалу он решил проявить крайнее благородство и весь просто напыжился от гордости за себя. Но Наташа настолько сексуально лежала у него на плече, что все Леликово благородство куда-то быстро испарилось. Он глубоко вздохнул, стал сам себе противен и осторожно погладил Наташину грудь.
- Геннадий! Ну сколько можно! Кто-то же в кабинет может войти! – громко сказала Наташа, продолжая спать.
Тут Лелик понял, что лучше ему все-таки проявить благородство, поэтому встал и вышел на улицу, чтобы не много развеяться.
На улице Мотыльков обучал толстенькую бухгалтершу стрелять из ружья. Делал он это так: поставил на камень банку, подошел к бухгалтерше сзади и показал, как надо прицеливаться и спускать курок.
- Ну, давай, стреляй, - скомандовал Мотыльков бухгалтерше.
Та повернулась к нему, уперев в живот Мотылькову заряженное ружье со взведенным затвором и спросила:
- Мотыльков, я не очень поняла – в какой момент надо спускать курок?
Мотыльков немедленно упал на землю. Лелик на всякий случай упал тоже, потому что быть застреленным на охоте бухгалтершей ему как-то не улыбалось.
Бухгалтерша удивилась, опустила ружье так, что оно целилось Мотылькову точно в голову и спросила:
- Ты чего упал-то? Поскользнулся?
- Подними ружье, дура! Выстрелит, ведь! – заорал Мотыльков.
- А ты, оказывается, трус, - протянула бухгалтерша и повернулась к Мотылькову спиной.
Тот вскочил, как подброшенный пружиной, и стал вырывать ружье из рук бухгалтерши, которая вовсе не хотела его отдавать. Лелик, на всякий пожарный, продолжал лежать на крыльце. Как оказалось, его опасения были не напрасны, так как спустя несколько секунд раздался выстрел, и на крыле Гогиного джипа появилось еще одно пулевое отверстие. Лелик сразу подумал, что Гогин джип явно родился не под счастливой звездой. Мотыльков с бухгалтершей, между тем, в ужасе застыли на месте.
И надо же было такому случиться, что на звук выстрела из гостиницы выскочил именно Гоги! Пьяный и веселый Гоги, который заорал:
- Ну что, Мотыльков, кого еще подстрелили?
Но по застывшей физиономии Мотылькова Гоги как-то сразу понял, что его ждут не очень веселые новости, перевел взгляд на свою машину, и… Через несколько мгновений Лелик сумел насладиться картиной, которая один в один напоминала некоторые сцены из мультфильма "Том и Джерри": Мотыльков с дикой скоростью носился туда сюда мимо гостиницы, за ним бежал разъяренный Гоги и лупил Мотылькова здоровенным дрыном, который он успел выломать из забора.
Долго терпеть муки преследования Мотыльков не мог, поэтому, как только в пределах видимости оказалось подходящее дерево, он мигом залез на самую верхушку, где и затаился. Гоги бесновался внизу, пытаясь дрыном достать Мотылькова, но у него ничего не получалось. Мотыльков, между тем, поняв, что он находится в безопасности, начал дразнить Гоги и говорить ему всякие обидные слова.
В этот момент дура бухгалтерша не нашла ничего лучше, как подойти с ружьем в руках к разъяренному Гоги, чтобы, как она потом сказала, его успокоить. Разумеется, Гоги сразу начал вырывать ружье из рук бухгалтерши, которая его опять же не собиралась отдавать.
Вдруг раздался выстрел и Мотыльков упал с дерева. Все на мгновенье застыли, а потом воздух прорезал вой бухгалтерши:
- Убили! Убили моего Мотылькова.
Гоги стоял с отвисшей челюстью, да и Лелик себя чувствовал не лучшим образом. Внезапно Мотыльков открыл глаза, сказал:
- Чего орешь, дура? – и встал на ноги.
Находящиеся в шоке Гоги с бухгалтершей бросились его обнимать, целовать и ощупывать, выискивая огнестрельную рану, но Мотыльков недовольно сказал, что он с дерева упал от неожиданности, а вовсе не от ранения. Тут Лелик неожиданно заметил, что на двери Гогиного джипа появилось еще одно пулевое отверстие. Поняв, что последующая сцена оригинальностью отличаться не будет, он быстро поднялся и отправился в столовую.
Там, между тем, вовсю шла гульба. Народ пел, веселился, танцевал и пил водку в диких количествах. На столе выкаблучивался в дупель пьяный милиционер Володя, который показывал, как он говорил, стриптиз, отрывая по одной звездочке у себя с погон. На улице, между тем, снова послышались выстрелы. "Кранты джипу", - подумал Лелик, но выходить на улицу и интересоваться результатами у него не было никакого желания.
В углу стола сидел Андрей, пил водку и грустил. Лелик подсел к нему, они снова быстро назюзюкались и стали изливать друг другу свои горести. Через пару часов Лелик понял, что Андрей – это самый близкий ему человек, и что только он правильно понимает мятущуюся Леликову душу. Андрей, вероятно, думал то же самое, поэтому их мужской разговор принял какой-то потрясающий уровень задушевности. Спустя некоторое время симпатия к другу Лелика настолько переполнила, что он нежно поцеловал Андрея в щечку. Разумеется, именно в этот момент в столовую вошла Наташа, которая с явным отвращением посмотрела на их пару.
Внезапно в дверь ввалились Гоги с Мотыльковым, которые возбужденно рассказали, что только что были на рыбалке, причем, практиковали новый способ: стрельба по рыбкам из ружья. На вопрос – а где же добыча, Гоги сказал, что рыбки попались какие-то мелкие и от выстрела разлетались на мелкие кусочки, так что собрать их не было никакой возможности.
Дальнейшее происходящее у Лелика как-то смазалось. Он помнил только, что несколько раз пытался поцеловать ручку толстенькой бухгалтерше, для чего тяжело опускался на колени и вцеплялся ей в руку, чтобы не упасть. Еще помнил, как с Мотыльковым разучивал приветствие негров из Гарлема: они громко хлопали друг друга по ладошкам, пытались стукнуться пяточками, но падали и временами засыпали.
Что было потом, Лелик не помнил совсем. Очнулся он рано утром, лежа в кровати с одной девочкой из своего отдела маркетинга, которая была страшна, как Божий грех. Впрочем, они оба были полностью одеты, так что Лелик понадеялся, что ничего особенно страшного ночью не произошло.
Обстановка на завтраке напоминала краткий отдых Наполеоновской армии после ухода из Москвы. Все сидели какие-то помятые, с жуткой головной болью и избегали смотреть друг другу в глаза. Есть было совсем нечего, дамы готовить отказывались, а Мотыльков с толстенькой бухгалтершей куда-то запропали.
Через пару часов все кое-как собрались, погрузились в машины и поехали обратно. На появившегося Мотылькова было страшно смотреть. Оказалось, что ночью Гоги вышел на улицу, обнаружил третью дырку на своем джипе, и на этот раз Мотыльков убежать не сумел.
Лелик грустно вернулся домой, поклялся на томике Омара Хайяма в том, что больше в жизни не поедет ни на какие охоты, позвонил Наташе, подышал в трубку и послушал любимый голос, который произнес:
- Ну, какой козел мне в трубку дышит?
Спал Лелик нервно и беспокойно. Снилось ему, что он обучает страшненькую девочку из своего отдела искусству пальбы по Гогиному джипу.
***