Дневник Васи Пупкина (20-й выпуск)

Дневник Васи Пупкина (20-й выпуск)

20 сентября: Наконец-то я собрался рассказать о том, что было у нас в летнем лагере в последние дни лета.

Надо сказать, что ансамбль "Птеродактиль" в те дни совсем распустился. Не то чтобы самораспустился, но репетиции как-то не складывались. Некогда было репетировать. Я был занят печатанием фотографий и нежной дружбой с Людкой, Толян завел себе зазнобу среди кухонного состава и пропадал у них в бараке целыми днями. Колян неожиданно получил острый приступ мании величия и теперь совершенно серьезно считал, что "Птеродактиль" - это он один, поэтому наш басист целыми днями шлялся по центральной площади лагеря, делая вид, что обдумывает очередную гениальную песню. Кстати, за все это время он придумал только одну единственную песню, которую мы исполняли. А дело было так.

Приходит как-то Колян на репетицию весь какой-то раздутый от гордости и сознания собственной важности. Толян, понятное дело, на Коляна не обратил ни малейшего внимания, а просто вел репетицию так, как обычно. Колян поначалу крепился и ничего не говорил, но затем не выдержал и во время очередной песни стал методично дергать за открытую первую струну своей бас-гитары, придавая песне совершенно новый и даже какой-то психоделический колорит. Толян остановил репетицию и спросил:

- Але, Колян. Это что - твоя гениальная находка для этой песни, или ты просто что-то хочешь сказать?

Колян подтвердил, что у него есть важное сообщение.

- Ну, - сказал Толян, - выкладывай, не томи. Нам репетировать надо.

- Я… это… - сказал Колян.

- Ну же, изверг! Рожай быстрее! - торопил сего Толян. - Если тебе нужна стимуляция электричеством - сунь палец в розетку. А Васек тебе анестезию тарелкой по голове сделает.

- Да что ты меня торопишь? - возмутился Колян. - Важное сообщение, между прочим.

Толян понял, что если Коляна сейчас торопить, то от него никогда ничего дождешься, поэтому замолчал, сел на стул и показал жестом, что полностью готов слушать.

- Я… я… я песню сочинил, вот, - гордо сказал Колян и остановился как бы в ожидании оваций.

Оваций, между тем, не последовало. Дело в том, что мы уже пели несколько наших песен, которые сочинил Толян. Причем Толян не делал из факта своего сочинительства какого-либо шоу. Просто приходил на репетицию, напевал очередную свою поделку, подыгрывая себе на гитаре, а потом мы вместе перекладывали это все на электроинструменты. Стихи у Толяна были так себе, тем более, что он не сильно дружил с русским языком, но песенки получались довольно ритмичные и народу нравились. Многие даже думали, что это не наши сочинения, а какого-нибудь известного ансамбля.

- Ну раз сочинил, - рассудительно сказал Толян, - тогда давай пой. А мы послушаем и решим - подойдет или не подойдет.

- Как это "не подойдет"? - возмутился Колян, холодея даже от намека на подобную несправедливость. - Твои песни почему-то все подходят. А моя, видите ли, не подойдет.

- Во-первых, - объяснил Толян, - никто не запрещает обсуждать мои песни. Во-вторых, может быть ты ее все-таки споешь, а то пока не очень понятно, что мы вообще обсуждаем.

Колян насупился, достал какую-то тетрадку, взял гитару, долго пристраивал тетрадку с гитарой у себя на коленях и, наконец, запел… Песенка была, прямо скажем, так себе. Какой-то невнятный текст о том, что, дескать, "снова нас судьба зовет в дорогу" и "придется все начать с нуля". А припев - так вообще демонический, причем повторялся он раз двадцать:

Наконец, Колян допел до конца. Воцарилась глубокая поэтическая тишина. Толян внимательно смотрел Коляну в глаза. Тот занервничал. Потом жалко улыбнулся и дрожащими губами спросил:

- Ну?

- Знаешь, Колюнь, - ласково сказал Толян, продолжая все так же пристально смотреть на басиста, - этот кошмар я не буду исполнять даже под угрозой совместного концерта с Димой Маликовым.

На мой взгляд, Толян был излишне резок. Конечно, Колян принес явную лабуду, но и у Толяна тоже были не шедевры.

- Толь, - сказал я из-за своих барабанов. - А почему бы и не сыграть это дело? Слова, конечно, не фонтан, но песенка довольно ритмичная. Пускай народ попрыгает.

- Что? Попрыгает? - вдруг заорал Толян. - Мы что - ансамбль для прыгалок, что ли? Мы - музыкальный коллектив с уже устоявшимися традициями! Я и не позволю менять эти традиции в угоду какой-то попсе!

- Что? - в свою очередь заорал Колян. - Это я-то попса!

- Именно! - продолжал орать Толян. - Именно ты - и есть попса! Ноль, блин, не провал, ноль, блин, не предел! Иди математику учить, Пушкин.

Колян аж задохнулся от возмущения.

- Вот так значит? - тихо сказал он. - Я, значит, фиговый поэт, а ты у нас - Роберт Евтушенкович Лермонтов? Да ты прочитай, что сам пишешь! Народ, когда под этот кошмар танцует, себе все мениски вышибает.

- А что я пишу? - в запальчивости спросил Толян.

- Вот, пожалуйста, - ответил Колян. - Читаю:

- И что? - довольно спросил Толян. - Какие будут претензии? Чудесные и очень лиричные строки. Правда, Васек? - обратился он ко мне.

Я неопределенно хмыкнул.

- Толян, - язвительно спросил Колян. - Ты вообще в курсе, что такое - последний путь?

- Ну, это когда кто-нибудь куда-нибудь уходили или уплывает и больше не вернется, - объяснил Толян.

- Ну да, - согласился Колян. - Последний путь - это уход в могилу.

- Да? - удивился Толян.

- Именно, - подтвердил Колян. - У тебя корабль со всей командой и корабельной собачкой Жучкой отправляется в могилу (то ли в водоворот попадут, то ли о скалы разобьются), а у тебя, поэта, что происходит? У тебя, блин, "душа без умолку поет"! Чему ты радуешь, дубина? Тому, что корабль утопнет со всей командой? Это, по-твоему, хорошие стихи?

- Ну, - замялся Толян, - почем ты знаешь? Может быть, моя душа без умолку скорбит…

- Так и написал бы - "моя душа без умолку скорбит". Но она у тебя поет - "Ля-ля, ля-ля-ля, наш корабль утопнет! Какое счастье!"

- Откуда ты знаешь, что имеет в виду моя душа? - в запальчивости начал было Толян, но потом притих и честно признался: - Под "скорбит" рифма не подходила.

- Вот видишь, - сказал Колян. - А сам мои стихи критикуешь. Потом, думаешь, у тебя это единственный ляп?

- Да я просто уверен, - гордо ответил Толян. - Все остальные стихи - просто класс! Мне девчонки говорили. Они их даже в альбом записывают и перечитывают.

- Девчонки на твои длинные волосы и мечтательную физиономию во время пения реагируют, - объяснил Колян. - Ты им хоть "Чижик-пыжик" пой, все равно в альбом будут записывать и рыдать по ночам, вспоминая твои закатившиеся глаза.

- Так, - прервал его Толян, которому эти слова были явно неприятны. - Хочешь критиковать - критикуй. Только по делу. А бессмысленные наезды мне не нужны. Я за это и в зуб могу дать. Так и быть, сегодня первый и последний раз разрешаю наводить тень на мою поэзию и обещаю, что останешься без увечий. Но только сегодня.

- Вот, пожалуйста, - продолжал Колян, который настолько раздухарился, что уже не обращал никакого внимания на подозрительные стальные нотки, которые появились у Толяна в голосе. - Берем еще одну песню. Слушаем припев:

- И что? - спросил Толян. - Здесь-то тебе что не нравится?

- Тебе не кажется выражение "светлый от света" несколько неудачным? - поинтересовался Колян.

- Нет, - язвительно ответил Толян, еле сдерживая захлестывающие его волны гнева. - Я считаю это выражение исключительно удачным, господин Белинский. Я лично считал бы весьма неудачным выражение "темный от света", мистер критик. А вот "светлый от света" я считаю выражением удачным и очень логичным. Вы поняли?

- Ага, ага, - веселился Колян. - Весьма удачная находка. "Светлый от света", "красный от краски", "мокрый от мокроты", "зеленый от зеленки". У вас впереди большое будущее, господин поэт!

Этого издевательства Толян снести уже не мог, поэтому в Коляна сначала полетел медиатор, затем микрофон, а вслед за этими предметами на басиста ринулся сам глава нашего ансамбля. Колян, на его счастье, быстро смекнул, что Толян снова готов превратить свою гитару в ударный инструмент, поэтому быстро вскочил со стула и побежал прочь из клуба. Толян помчался за ним.

Вот такая была история с первой и единственной песней, которую написал Колян. Кстати, мы ее все-таки исполнили. Толян настиг Коляна где-то за территорией лагера, и они начали драться, подражая каратистам из фильма. В процессе драки Колян неправильно поставил блок раскрытой ладонью, и Толян абсолютно случайно сломал ему палец. Шуму было - на весь лагерь. Ну как же… Светские сплетни. Руководитель ансамбля из ревности сломал палец своему бас-гитаристу. Сенсация местного масштаба!

Разумеется, Толяну в качестве моральной компенсации пришлось исполнять этот чертов "Ноль не провал". Мы даже успели дать один концерт с этой песней. Надо было видеть Коляна, который играл на своей бас-гитаре с забинтованным пальцем на левой руке. Но он был безумно счастлив, что исполняют его песню, поэтому в тех местах, где не хватало сломанного пальца, прижимал струну носом. Кстати, этот номер имел бешеный успех.

Одно только расстраивало потом Коляна. Все были уверены, что "Ноль" написал Толян. И никак Колян не мог всех в этом переубедить.

Ладно, обо всем, что было дальше, напишу завтра.

***

* стихи Романа Чамкина и Игоря Белоусова